Но еще не отгремели крики и аплодисменты, как становится ясно, что случилось страшное несчастье. На одном из канатов-лямок, за которые солдаты перед взлетом удерживали шар на земле, теперь явственно видно - висит человек!

Немедленно по толпе бежит догадка: один из солдат не успел выпростать ноги из канатной лямки и его подняло вместе с шаром. На фоне светлого летнего неба шар поднимается все выше и выше, неся двоих: один стоит в гондоле шара, другой висит на канатной лямке.

Только что было шумно, радостно, люди кричали, аплодировали. Сейчас словно громадной крышкой прикрыло весь крут, на котором стоит толпа, и все замолкло. Люди стоят, как оглушенные неожиданностью несчастья, молчаливые, растерянные.

Что будет?

Затем сразу вспыхивают споры, догадки, предположения. Все разговаривают друг с другом, как знакомые. Каждый хочет услышать от другого что-нибудь ободряющее, утешительное.

- Папа,- шепчу я,- Древницкий не может спуститься с шаром обратно?

- Не может. Шар-то ведь неуправляемый. Не Древницкий его ведет куда хочет, а шар несет Древницкого по ветру...

- Ничего с Древницким не случится! - очень уверенно и громко говорит рядом с нами какой-то господин в элегантной шляпе-котелке, надетой чуть-чуть

набок.

Немедленно вокруг него образуется кольцо людей.

- По-вашему, все кончится благополучно?

- Для Древницкого? Конечно! Сейчас он спустится с парашютом, и все будет отлично.

- Вы думаете, Древницкий спустится с парашютом?

- А как же иначе! - говорит шляпа-котелок.- Ведь он понимает не хуже нас с вами, что не воспользоваться сейчас парашютом - это же верная смерть!

Нет, он спустится с парашютом!

- А солдат? - спрашивает папа, и я слышу по голосу, как он волнуется.

- Ну, солдату, конечно, аминь! - спокойно заявляет шляпа-котелок.-

Древницкий спустится с парашютом, из шара вытечет последний воздух, и солдат загремит на землю. С такой высоты, представляете?

- Значит, вы думаете, Федор Викторович,- спрашивает папа (он, оказывается, знает шляпу-котелок), - вы думаете, Древницкий бросит солдата на произвол судьбы? Погибай, мол, да?

- А конечное дело так! - раздается знакомый голос, - и в группе людей, окружающих Федора Викторовича, мы видим Владимира Ивановича Шабанова. Мы не видели его с самого 1 мая, когда они поссорились с папой. Сейчас Шабанов смотрит на папу злыми глазами, хотя обращает свои слова не к нему, а к Федору Викторовичу. - Правильно рассуждаете, Федор Викторович! Спасти солдата Древницкий все равно не может, а себя спасти может, если спустится с парашютом. Он это и сделает. Своя, знаете, рубашка ближе к телу... - заканчивает Шабанов со смешком.

Тут папа говорит, ни к кому не обращаясь:

- Есть две отвратительные поговорки: "Моя хата с краю!" и "Своя рубашка ближе к телу!" Если бы все думали так, человечество до сих пор жило бы в пещерах, одевалось в звериные шкуры и разговаривало ударами дубины!

В группе вокруг нас смех, сочувственный папе.

- Правильно! - говорит какой-то человек, пожимая папе руку.- Правильно, доктор!

- А в Древницкого я верю! - продолжает папа.- Он героический человек,

он не станет усыплять свою совесть обывательскими поговорочками... И вон - смотрите! - шар еще виден, маленький-маленький, как булавочная головка... А никто с него с парашютом не спускается!

Проходит еще минута, другая, - булавочная головка совсем исчезает из виду.

- Ну, друзья мои,- обращается к нам папа, - мне пора в госпиталь. А вы как? Я вам советую - побудьте здесь, в саду, еще часок-другой. Здесь раньше всего станет известно, что с Древницким. Я из госпиталя тоже приеду сюда, к вам. Дома-то ведь мы от одной неизвестности истомимся!

Мы остаемся в саду. Юлька дремлет на скамейке - она все-таки пережила большое волнение, настолько сильное, что даже начала ходить. Сейчас она от всего этого скисла, и заснула, положив голову на колени Анны Борисовны. Мы все тоже молчим.

Большинство зрителей остались, как и мы, в Ботаническом саду: дожидаться известий о Древницком и солдате.

Ожидание тянется мучительно. Время от времени происходит ложная тревога, как на вокзалах, когда кто-нибудь кричит: "Идет! Поезд идет!" - и все бросаются подхватывать свои узлы и чемоданы. Так и тут: где-то кто-то что-то выкрикивает, все устремляются туда, а оказывается - одни пустяки. О Древницком и о солдате ни слуху ни духу. Как в воду канули.

Приезжает папа, сидит с нами, тоже томится.

И вдруг крик:

- Подъехали! Подъехали!

- Идут сюда!

Появление Древницкого и солдата вызывает целую бурю криков и аплодисментов. Их ведут на веранду ресторана. Сквозь толпу к папе протискивается какой-то человек:

- Доктор, пожалуйста, посмотрите, что с Древницким... Пожалуйста, за мной, на веранду... Пропустите, господа!

Толпа расступается, папа идет на веранду ресторана, ведя за руку меня.

Я иду за папой, ничего не видя, кроме Древницкого.

- Спасибо, доктор,- говорит папе Древницкий, -у меня пустяки, ссадины..

А вот спутнику моему, солдату Путырчику, нужна помощь.

У Путырчика все цело, ничего не сломано, не вывихнуто, но он какой-то странный. Неподвижный взгляд, как бы отсутствующий... Смотрит в одну точку.

Он не сразу откликается даже на свою фамилию и будто не понимает, что ему говорят.

- Путырчик, друг, - говорит Древницкий, - на, выпей - душа оттает...

Путырчик осушает рюмку, утирает губы краем ладони, но не становится ни веселее, ни живее.

- А как я тебе кричал, когда мы летели, помнишь?

Путырчик, помолчав, отвечает:

- Ваше благородие до мене кричали: "Держись крепчай! Не отпускай
вяровку! Держись крепчай, а то пропадешь..."

- И ты держался?

- А як же ж! Сказано було: "Держись крепчай",- я и держаусь...

Путырчика увозят в казарму.

- Плох он, доктор? - спрашивает Древницкий.

- Не очень хорош,- соглашается папа.- Может, отойдет, конечно... Но, видно, потрясение было чрезмерным.

Пока папа смазывает йодом и перевязывает ссадины на его руках,

Древницкий рассказывает, что с ними произошло. Когда Древницкий обнаружил, что на петле висит солдат, он испугался, как бы солдат не выпустил из рук каната: он бы тогда сразу грохнулся на землю. Оттого он и кричал солдату все время: "Держись крепче, не то пропадешь!"

- Даже голос сорвал кричавши! - шутливо жалуется Древницкий.

Потом, когда из шара вытек весь воздух, пустая оболочка шара, похожая на выжатый лимон, стремительно падая, понесла их на землю. Вот тут им повезло: оболочка шара упала на деревья пригородного леса. Только это их и спасло...

- Честно говоря,- признается Древницкий, -я сегодня живым остаться не чаял!

- А почему вы не спустились с парашютом?

- Бросив солдата?! - В голосе Древницкого звучит удивление.- Бросив его одного на верную смерть? - И, помолчав, добавляет: - Нет. Я так поступить не мог.

Бруштейн А.Я. 

Проблема: как поступать в экстремальной ситуации?

Пример сочинения по тексту Бруштейн

Как должен вести себя человек в экстремальной ситуации, когда на кону жизни других людей? Именно эту сложную нравственную проблему поднимает А.Я. Бруштейн в предложенном тексте.

Автор убежден, что в момент смертельной опасности истинный человек должен руководствоваться долгом и совестью, жертвуя собственным спасением ради жизни другого, а не эгоистичным расчетом.

Чтобы доказать свою позицию, А.Я. Бруштейн описывает циничные рассуждения части зрителей, наблюдавших за трагическим полетом аэростата. Господин в котелке (Федор Викторович) и Владимир Иванович Шабанов уверенно заявляют, что аэронавт Древницкий непременно спасется с парашютом, бросив солдата Путырчика на верную гибель: «Ну, солдату, конечно, аминь!», «Своя, знаете, рубашка ближе к телу...». Автор показывает, что отец рассказчика резко осуждает эту позицию, называя подобные поговорки «отвратительными» и связывая их с примитивным, жестоким мироустройством. Становится очевидно, что Бруштейн отвергает эгоизм как норму поведения даже в безвыходной ситуации.

Далее А.Я. Бруштейн приводит главный пример, раскрывающий ее позицию: поступок самого Древницкого. Узнав, что солдат висит на канате, аэронавт не только не воспользовался парашютом, но и все время полета, сорвав голос, подбадривал Путырчика: «Держись крепчай! Не отпускай вяровку! Держись крепчай, а то пропадешь...». И даже когда шар стал падать, Древницкий оставался с солдатом, деля с ним смертельный риск. Его искреннее удивление и возмущение на вопрос, почему он не прыгнул («Бросив солдата?! ... Бросив его одного на верную смерть? Нет. Я так поступить не мог») – это прямой ответ автора на поставленную проблему. Читатель понимает, что истинное мужество и человечность проявляются именно в готовности разделить судьбу другого, жертвуя собственным шансом на спасение.

Противопоставление приведенных примеров позволяет писательнице ярко показать контраст между двумя возможными моделями поведения. Рассуждения Шабанова и ему подобных о неизбежности гибели солдата и «разумности» эгоизма резко контрастируют с реальным, героическим поступком Древницкого, который своей жертвенностью и верностью долгу опровергает их циничные расчеты.

Я полностью согласен с позицией А.Я. Бруштейн. В экстремальных ситуациях, испытывающих человека на прочность, проявляется его истинная сущность, и нравственный выбор в пользу другого, вопреки инстинкту самосохранения, является высшим проявлением человечности. Эта мысль находит убедительное подтверждение в литературе. Вспомним Петра Гринева из повести А.С. Пушкина "Капитанская дочка". Оказавшись перед лицом смерти и соблазном спастись ценой предательства (присягнуть Пугачеву), Гринев, подобно Древницкому, выбирает верность присяге и долгу перед Отечеством: "Я природный дворянин; я присягал государыне императрице: тебе служить не могу". Оба героя демонстрируют, что честь, верность и ответственность за другого человека – это ценности, ради которых можно и должно рисковать жизнью.

Таким образом, история Древницкого становится мощным напоминанием о силе человеческого духа и нравственного долга перед лицом смертельной опасности.